0

Спасибо: |
Получено: 97 Отправлено: 108 |
хороший вопросСообщение от NASKODIL-NET
Это стихотворение было размещено сюды с целью придать теме художественности?![]()
если честно, то нет
хотелось затушить психологический инфантилизм гражданской обороны.![]()
Спасибо: |
Получено: 2,645 Отправлено: 1,049 |
"Бабка"
Бабка была тучная, широкая, с мягким, певучим голосом. В старой вязаной кофте, с подоткнутой за пояс юбкой расхаживала она по комнатам, неожиданно появляясь перед глазами как большая тень.
— Всю квартиру собой заполонила!.. — ворчал Борькин отец.
А мать робко возражала ему:
— Старый человек... Куда же ей деться?
— Зажилась на свете... — вздыхал отец. — В инвалидном доме ей место — вот где!
Все в доме, не исключая и Борьки, смотрели на бабку как на совершенно лишнего человека.
Бабка спала на сундуке. Всю ночь она тяжело ворочалась с боку на бок, а утром вставала раньше всех и гремела в кухне посудой. Потом будила зятя и дочь:
— Самовар поспел. Вставайте! Попейте горяченького-то на дорожку...
Подходила к Борьке:
— Вставай, батюшка мой, в школу пора!
— Зачем? — сонным голосом спрашивал Борька.
— В школу зачем? Темный человек глух и нем — вот зачем!
Борька прятал голову под одеяло:
— Иди ты, бабка...
— Я-то пойду, да мне не к спеху, а вот тебе к спеху.
— Мама! — кричал Борька. — Чего она тут гудит над ухом, как шмель?
— Боря, вставай! — стучал в стенку отец. — А вы, мать, отойдите от него, не надоедайте с утра.
Но бабка не уходила. Она натягивала на Борьку чулки, фуфайку. Грузным телом колыхалась перед его кроватью, мягко шлепала туфлями по комнатам, гремела тазом и все что-то приговаривала.
В сенях отец шаркал веником.
— А куда вы, мать, галоши дели? Каждый раз во все углы тыкаешься из-за них!
Бабка торопилась к нему на помощь.
— Да вот они, Петруша, на самом виду. Вчерась уж очень грязны были, я их обмыла и поставила.
Отец хлопал дверью. За ним торопливо выбегал Борька. На лестнице бабка совала ему в сумку яблоко или конфету, а в карман чистый носовой платок.
— Да ну тебя! — отмахивался Борька. — Раньше не могла дать! Опоздаю вот...
Потом уходила на работу мать. Она оставляла бабке продукты и уговаривала ее не тратить лишнего:
— Поэкономней, мама. Петя и так сердится: у него ведь четыре рта на шее.
— Чей род — того и рот, — вздыхала бабка.
— Да я не о вас говорю! — смягчалась дочь. — Вообще расходы большие... Поаккуратнее, мама, с жирами. Боре пожирней, Пете пожирней...
Потом сыпались на бабку другие наставления. Бабка принимала их молча, без возражений.
Когда дочь уходила, она начинала хозяйничать. Чистила, мыла, варила, потом вынимала из сундука спицы и вязала. Спицы двигались в бабкиных пальцах то быстро, то медленно — по ходу ее мыслей. Иногда совсем останавливались, падали на колени, и бабка качала головой:
— Так-то, голубчики мои... Не просто, не просто жить на свете!
Приходил из школы Борька, сбрасывал на руки бабке пальто и шапку, швырял на стул сумку с книгами и кричал:
— Бабка, поесть!
Бабка прятала вязанье, торопливо накрывала на стол и, скрестив на животе руки, следила, как Борька ест. В эти часы как-то невольно Борька чувствовал бабку своим, близким человеком. Он охотно рассказывал ей об уроках, товарищах.
Бабка слушала его любовно, с большим вниманием, приговаривая:
— Все хорошо, Борюшка: и плохое и хорошее хорошо. От плохого человек крепче делается, от хорошего душа у него зацветает.
Иногда Борька жаловался на родителей:
— Обещал отец портфель. Все пятиклассники с портфелями ходят!
Бабка обещала поговорить с матерью и выговаривала Борьке портфель.
Наевшись, Борька отодвигал от себя тарелку:
— Вкусный кисель сегодня! Ты ела, бабка?
— Ела, ела, — кивала головой бабка. — Не заботься обо мне, Борюшка, я, спасибо, сыта и здрава.
Потом вдруг, глядя на Борьку выцветшими глазами, долго жевала она беззубым ртом какие-то слова. Щеки ее покрывались рябью, и голос понижался до шепота:
— Вырастешь, Борюшка, не бросай мать, заботься о матери. Старое что малое. В старину говаривали: трудней всего три вещи в жизни — богу молиться, долги платить да родителей кормить. Так-то, Борюшка, голубчик!
— Я мать не брошу. Это в старину, может, такие люди были, а я не такой!
— Вот и хорошо, Борюшка! Будешь поить-кормить да подавать с ласкою? А уж бабка твоя на это с того света радоваться будет.
— Ладно. Только мертвой не приходи, — говорил Борька.
После Обеда, если Борька оставался дома, бабка подавала ему газету и, присаживаясь рядом, просила:
— Почитай что-нибудь из газеты, Борюшка: кто живет, а кто мается на белом свете.
— «Почитай»! — ворчал Борька. — Сама не маленькая!
— Да что ж, коли не умею я.
Борька засовывал руки в карманы и становился похожим на отца.
— Ленишься! Сколько я тебя учил? Давай тетрадку!
Бабка доставала из сундука тетрадку, карандаш, очки.
— Да зачем тебе очки? Все равно ты буквы не знаешь.
— Все как-то явственней в них, Борюшка.
Начинался урок. Бабка старательно выводила буквы: «ш» и «т» не давались ей никак.
— Опять лишнюю палку приставила! — сердился Борька.
— Ох! — пугалась бабка. — Не сосчитаю никак.
— Хорошо, ты при Советской власти живешь, а то в царское время знаешь как тебя драли бы за это? Мое почтение!
— Верно, верно, Борюшка. Бог — судья, солдат — свидетель. Жаловаться было некому.
Со двора доносился визг ребят.
— Давай пальто, бабка, скорей, некогда мне!
Бабка опять оставалась одна. Поправив на носу очки, она осторожно развертывала газету, подходила к окну и долго, мучительно вглядывалась в черные строки. Буквы, как жучки, то расползались перед глазами, то, натыкаясь друг на дружку, сбивались в кучу. Неожиданно выпрыгивала откуда-то знакомая трудная буква. Бабка поспешно зажимала ее толстым пальцем и торопилась к столу.
— Три палки... три палки... — радовалась она.
* * *
Досаждали бабке забавы внука. То летали по комнате белые, как голуби, вырезанные из бумаги самолеты. Описав под потолком круг, они застревали в масленке, падали на бабкину голову. То являлся Борька с новой игрой — в «чеканочку». Завязав в тряпочку пятак, он бешено прыгал по комнате, подбрасывая его ногой. При этом, охваченный азартом игры, он натыкался на все окружающие предметы. А бабка бегала за ним и растерянно повторяла:
— Батюшки, батюшки... Да что же это за игра такая? Да ведь ты все в доме переколотишь!
— Бабка, не мешай! — задыхался Борька.
— Да ногами-то зачем, голубчик? Руками-то безопасней ведь.
— Отстань, бабка! Что ты понимаешь? Ногами надо.
* * *
Пришел к Борьке товарищ. Товарищ сказал:
— Здравствуйте, бабушка!
Борька весело подтолкнул его локтем:
— Идем, идем! Можешь с ней не здороваться. Она у нас старая старушенция.
Бабка одернула кофту, поправила платок и тихо пошевелила губами:
— Обидеть — что ударить, приласкать — надо слова искать.
А в соседней комнате товарищ говорил Борьке:
— А с нашей бабушкой всегда здороваются. И свои, и чужие. Она у нас главная.
— Как это — главная? — заинтересовался Борька.
— Ну, старенькая... всех вырастила. Ее нельзя обижать. А что же ты со своей-то так? Смотри, отец взгреет за это.
— Не взгреет! — нахмурился Борька. — Он сам с ней не здоровается.
Товарищ покачал головой.
— Чудно! Теперь старых все уважают. Советская власть знаешь как за них заступается! Вот у одних в нашем дворе старичку плохо жилось, так ему теперь они платят. Суд постановил. А стыдно-то как перед всеми, жуть!
— Да мы свою бабку не обижаем, — покраснел Борька. — Она у нас... сыта и здрава.
Прощаясь с товарищем, Борька задержал его у дверей.
— Бабка, — нетерпеливо крикнул он, — иди сюда!
— Иду, иду! — заковыляла из кухни бабка.
— Вот, — сказал товарищу Борька, — попрощайся с моей бабушкой.
После этого разговора Борька часто ни с того ни с сего спрашивал бабку:
— Обижаем мы тебя?
А родителям говорил:
— Наша бабка лучше всех, а живет хуже всех — никто о ней не заботится.
Мать удивлялась, а отец сердился:
— Кто это тебя научил родителей осуждать? Смотри у меня — мал еще!
И, разволновавшись, набрасывался на бабку:
— Вы, что ли, мамаша, ребенка учите? Если недовольны нами, могли бы сами сказать.
Бабка, мягко улыбаясь, качала головой:
— Не я учу — жизнь учит. А вам бы, глупые, радоваться надо. Для вас сын растет! Я свое отжила на свете, а ваша старость впереди. Что убьете, то не вернете.
* * *
Перед праздником возилась бабка до полуночи в кухне. Гладила, чистила, пекла. Утром поздравляла домашних, подавала чистое глаженое белье, дарила носки, шарфы, платочки.
Отец, примеряя носки, кряхтел от удовольствия:
— Угодили вы мне, мамаша! Очень хорошо, спасибо вам, мамаша!
Борька удивлялся:
— Когда это ты навязала, бабка? Ведь у тебя глаза старые — еще ослепнешь!
Бабка улыбалась морщинистым лицом.
Около носа у нее была большая бородавка. Борьку эта бородавка забавляла.
— Какой петух тебя клюнул? — смеялся он.
— Да вот выросла, что поделаешь!
Борьку вообще интересовало бабкино лицо.
Были на этом лице разные морщины: глубокие, мелкие, тонкие, как ниточки, и широкие, вырытые годами.
— Чего это ты такая разрисованная? Старая очень? — спрашивал он.
Бабка задумывалась.
— По морщинам, голубчик, жизнь человеческую, как по книге, можно читать.
— Как же это? Маршрут, что ли?
— Какой маршрут? Просто горе и нужда здесь расписались. Детей хоронила, плакала — ложились на лицо морщины. Нужду терпела, билась — опять морщины. Мужа на войне убили — много слез было, много и морщин осталось. Большой дождь и тот в земле ямки роет.
Слушал Борька и со страхом глядел в зеркало: мало ли он поревел в своей жизни — неужели все лицо такими нитками затянется?
— Иди ты, бабка! — ворчал он. — Наговоришь всегда глупостей...
* * *
Когда в доме бывали гости, наряжалась бабка в чистую ситцевую кофту, белую с красными полосками, и чинно сидела за столом. При этом следила она в оба глаза за Борькой, а тот, делая ей гримасы, таскал со стола конфеты. У бабки лицо покрывалось пятнами, но сказать при гостях она не могла. Подавали на стол дочь и зять и делали вид, что мамаша занимает в доме почетное место, чтобы люди плохого не сказали. Зато после ухода гостей бабке доставалось за все: и за почетное место, и за Борькины конфеты.
— Я вам, мамаша, не мальчик, чтобы за столом подавать, — сердился Борькин отец.
— И если уж сидите, мамаша, сложа руки, то хоть за мальчишкой приглядели бы: ведь все конфеты потаскал! — добавляла мать.
— Да что же я с ним сделаю-то, милые мои, когда он при гостях вольным делается? Что спил, что съел — царь коленом не выдавит, — плакалась бабка.
В Борьке шевелилось раздражение против родителей, и он думал про себя: «Вот будете старыми, я вам покажу тогда!»
* * *
Была у бабки заветная шкатулка с двумя замками; никто из домашних не интересовался этой шкатулкой. И дочь и зять хорошо знали, что денег у бабки нет. Прятала в ней бабка какие-то вещицы «на смерть». Борьку одолевало любопытство.
— Что у тебя там, бабка?
— Вот помру — все ваше будет! — сердилась она. — Оставь ты меня в покое, не лезу я к твоим-то вещам!
Раз Борька застал бабку спящей в кресле. Он открыл сундук, взял шкатулку и заперся в своей комнате. Бабка проснулась, увидала открытый сундук, охнула и припала к двери.
Борька дразнился, гремя замками:
— Все равно открою!..
Бабка заплакала, отошла в свой угол, легла на сундук.
Тогда Борька испугался, открыл дверь, бросил ей шкатулку и убежал.
— Все равно возьму у тебя, мне как раз такая нужна, — дразнился он потом.
* * *
За последнее время бабка вдруг сгорбилась, спина у нее стала круглая, ходила она тише и все присаживалась.
— В землю врастает, — шутил отец.
— Не смейся ты над старым человеком, — обижалась мать.
А бабке в кухне говорила:
— Что это вы, мама, как черепаха, по комнате двигаетесь? Пошлешь вас за чем-нибудь и назад не дождешься.
* * *
Умерла бабка перед майским праздником. Умерла одна, сидя в кресле с вязаньем в руках: лежал на коленях недоконченный носок, на полу — клубок ниток. Ждала, видно, Борьку. Стоял на столе готовый прибор. Но обедать Борька не стал. Он долго глядел на мертвую бабку и вдруг опрометью бросился из комнаты. Бегал по улицам и боялся вернуться домой. А когда осторожно открыл дверь, отец и мать были уже дома.
Бабка, наряженная, как для гостей, — в белой кофте с красными полосками, лежала на столе. Мать плакала, а отец вполголоса утешал еее:
— Что же делать? Пожила, и довольно. Мы ее не обижали, терпели и неудобства и расход.
* * *
В комнату набились соседи. Борька стоял у бабки в ногах и с любопытством рассматривал ее. Лицо у бабки было обыкновенное, только
бородавка побелела, а морщин стало меньше.
Ночью Борьке было страшно: он боялся, что бабка слезет со стола и подойдет к его постели. «Хоть бы унесли ее скорее!» — думал он.
На другой день бабку схоронили. Когда шли на кладбище, Борька беспокоился, что уронят гроб, а когда заглянул в глубокую яму, то поспешно спрятался за спину отца.
Домой шли медленно. Провожали соседи. Борька забежал вперед, открыл свою дверь и на цыпочках прошел мимо бабкиного кресла. Тяжелый сундук, обитый железом, выпирал на середину комнаты; теплое лоскутное одеяло и подушка были сложены в углу.
Борька постоял у окна, поковырял пальцем прошлогоднюю замазку и открыл дверь в кухню. Под умывальником отец, засучив рукава, мыл галоши; вода затекала на подкладку, брызгала на стены. Мать гремела посудой. Борька вышел на лестницу, сел на перила и съехал вниз.
Вернувшись со двора, он застал мать сидящей перед раскрытым сундуком. На полу была свалена всякая рухлядь. Пахло залежавшимися вещами.
Мать вынула смятый рыжий башмачок и осторожно расправила его пальцами.
— Мой еще, — сказала она и низко наклонилась над сундуком. — Мой...
На самом дне загремела шкатулка. Борька присел на корточки. Отец потрепал его по плечу:
— Ну что же, наследник, разбогатеем сейчас!
Борька искоса взглянул на него.
— Без ключей не открыть, — сказал он и отвернулся.
Ключей долго не могли найти: они были спрятаны в кармане бабкиной кофты. Когда отец встряхнул кофту и ключи со звоном упали на пол, у Борьки отчего-то сжалось сердце.
Шкатулку открыли. Отец вынул тугой сверток: в нем были теплые варежки для Борьки, носки для зятя и безрукавка для дочери. За ними следовала вышитая рубашка из старинного выцветшего шелка — тоже для Борьки. В самом углу лежал пакетик с леденцами, перевязанный красной ленточкой. На пакетике что-то было написано большими печатными буквами. Отец повертел
его в руках, прищурился и громко прочел:
— «Внуку моему Борюшке».
Борька вдруг побледнел, вырвал у него пакет и убежал на улицу. Там, присев у чужих ворот, долго вглядывался он в бабкины каракули: «Внуку моему Борюшке».
В букве «ш» было четыре палочки.
«Не научилась!» — подумал Борька. И вдруг, как живая, встала перед ним бабка — тихая, виноватая, не выучившая урока.
Борька растерянно оглянулся на свой дом и, зажав в руке пакетик, побрел по улице вдоль чужого длинного забора...
Домой он пришел поздно вечером; глаза у него распухли от слез, к коленкам пристала свежая глина.
Бабкин пакетик он положил к себе под подушку и, закрывшись с головой одеялом, подумал: «Не придет утром бабка!»
«Я больше не буду поэтом!» — ответил астартам памфлетом и рынду забросил в овраг.
Спасибо: |
Получено: 2,281 Отправлено: 5,170 |
Кусаю руки, кусаю губы...(всем хорошо)![]()
Спасибо: |
Получено: 174 Отправлено: 193 |
тоесть закусываете?Сообщение от iGORik
Кусаю руки, кусаю губы...(всем хорошо)![]()
![]()
Спасибо: |
Получено: 2,281 Отправлено: 5,170 |
Нет, поемСообщение от ВЕТЕР
тоесть закусываете?![]()
Спасибо: |
Получено: 2,645 Отправлено: 1,049 |
Это Осеева .Сообщение от iGORik
Кусаю руки, кусаю губы...(всем хорошо)
«Я больше не буду поэтом!» — ответил астартам памфлетом и рынду забросил в овраг.
Спасибо: |
Получено: 2,281 Отправлено: 5,170 |
Сообщение от rummi
Это Осеева .![]()
![]()
Спасибо: |
Получено: 2,645 Отправлено: 1,049 |
[/url]
Родня
Сосед Антоныч жил пока, собой не донимал.
Под солнцем место - девять метров в коммуналке.
Костыль под левую с утра, в пальто - и похромал.
Соседи звали за глаза: "зипун на палке".
А к ночи тихо - щелк замком,
Пахнет в прихожей табаком,
Вздохнет на панцирной и в храп.
До самого утра.
Где ногу потерял старик - бог-весть.
Бог-весть еще какие раны есть.
И воевал - не воевал -
Никто вопрос не задавал.
Так жил и обрастал смешно щетиной и быльем.
По мелочам ко мне, случалось, обращался:
- Такое дело, Александр, ссуди до пенсии рублем,
Через неделю возвращу, как обещался...
Он мог бы мне не возвращать -
Я был готов ему прощать.
Он бедно жил, он тихо пил.
И я б не то ему простил.
Родных его никто не знал и не узнал бы впредь.
Полсотни пенсии - вот все, что слала почта.
Он до последней не дожил три дня и вышло умереть.
Соседи видели из скважины замочной.
И вот на кухне у кастрюль,
Где чистят лук, где парят тюль,
Где только знали, что бранить
Собранье: как похоронить?
Куда весь хлам его девать, куда?
Кто завтра въедет проживать (беда!)
И есть ли кто-то из родни?
Вот и хоронят пусть они!
Так день прошел и - вот те на! - вприпрыг и семеня
Бочком в прихожую, прикашливая скорбно,
По одному, по два, по три, как с неба грянула родня.
Так ненавязчиво и по-собачьи сворно.
И здесь же (не из хвастовства!)
Склоняли степени родства.
Сыскался даже брат родной
С сынком и первою женой.
Составлен перечень, где скарб наперечет.
(А то, не дай Бог, что к соседям утечет!).
И по согласию сторон:
Дележка - после похорон.
А через день еще старик в последний слег приют,
Вороны справили поминки сиплым карком.
На стены новые жильцы известку с дихлофосом льют
И сокрушаются: "Ах, как полы зашаркал!.."
На дверь табличка - новый шрифт.
Последний стул запихан в лифт.
Родным гора как будто с плеч,
Острят над поводом для встреч.
Машина "Мебель" у подъезда тарахтит,
А женка брату: "Мебелишка-то не ахти..."
Галдит-гадает детвора:
- Кто переехал со двора?..
«Я больше не буду поэтом!» — ответил астартам памфлетом и рынду забросил в овраг.
Спасибо: |
Получено: 2,281 Отправлено: 5,170 |
Мужик собой хорош,
Когда всему пора,
И порох дней сивых
И песня к ним душа...![]()
Спасибо: |
Получено: 2,645 Отправлено: 1,049 |
[/url]
"Бурлак"
Куда не бреду я - всё против шерсти,
Движения супротив.
И в каждом звуке, и в каждом жесте -
Кому-нибудь на пути.
И купол небес, запрокинув донце,
Мне спину дождями бьет.
За то, что под ним волоку я солнце
С заката на восход.
Я - бурлак.
Я на лямке у баржи расхристаной -
Как на поводу.
Я - бурлак.
Где под крик, где под кнут,
Где под выстрелы -
Так и бреду.
Лямка моя, ты мне невеста,
И епитимья, и флаг.
Горько мне в ней, одиноко и тесно.
Но, я - бурлак.
И шепчет мне лямка: “Держи меня, милый,
Не гневайся и прости.
За то, что твои отнимаю силы
И плечи тру до кости”.
И там, где земле расступиться впору,
Мне ноги камнями рвет.
За то, что свой крест волоку я в гору.
А не наоборот.
«Я больше не буду поэтом!» — ответил астартам памфлетом и рынду забросил в овраг.
Спасибо: |
Получено: 97 Отправлено: 108 |
Спасибо: |
Получено: 2,645 Отправлено: 1,049 |
Я пишу как дышу . А дышать по-другому не умею, да и не собираюсь, тем более - учиться этому направленно . Именно в этом и прелесть и искренность моих стихов, которая будет безвозвратно потеряна, как прелесть, искренность и чистота, потерянные при записи Петей Наличем своей первой пластинки . Да, его вокал ,отшлифованный многочисленными занятиями с Мухиной, стал правильным , но что мне от этой правильности , если это уже "совсем другой" Петя .Сообщение от radnn
http://files.school-collection.edu.ru/dlrstore/8c9ca6ae-46b1-e34a-96a7-949b25b29483/1011842A.htm
«Я больше не буду поэтом!» — ответил астартам памфлетом и рынду забросил в овраг.
Спасибо: |
Получено: 1,440 Отправлено: 639 |
rummi, То, что мы видим, зависит от того, куда мы смотрим.(С)Сообщение от rummi
Убогий ты .![]()
Спасибо: |
Получено: 2,645 Отправлено: 1,049 |
http://download.yandex.ru/nalitch/mkpn_03.mp3 - новая, студийная запись
http://ifolder.ru/10121443 Старая, кустарная, домашняя
«Я больше не буду поэтом!» — ответил астартам памфлетом и рынду забросил в овраг.
Спасибо: |
Получено: 2,645 Отправлено: 1,049 |
Шлюх@
Что она себе искала,
Бог ее рассудит и простит
Чехарду и смену кавалеров.
Во дворе ее фискалы
разбирали хором по кости
С тысячей примеров.
Яд сочился вслед глухо
С языков невест и жен:
- Вот она идет ...шлюх@!..
- Что ты в ней нашел?..
что ты в ней нашел?..
Плыл поверх пугливой тени
отблеск рыжего огня,
Ночь ее тянула прочь от дома.
Мимо черных стен и окон,
мимо глупого меня,
В теплый летний омут.
А наутро с ней ухарь,
В пальцах крутит рыжий шелк.
- ...Вот она опять... шлюх@!..
- Что ты в ней нашел?
что ты в ней нашел?..
Ни вела она плечом и бровью
И под руганью плыла
Стискивая слезы до подъезда.
Что она себе искала,
изловчилась, видно, и нашла.
И на том исчезла.
Долго мне сверлил ухо
Всхлип ее в ночи тяжел...
- ...Вот она опять ...шлюх@!..
- Что ты в ней нашел?..
Что ты в ней нашел?..
Через двор плыла, собой цвела,
рыжая.
Я по ней сох.
Ветром мне во сне трепал висок
Мой давнишний полуночник,
Мой давнишний полубог.
Городской роман
Мы играем в городской роман
С белокудрой лахудрой.
У нее скрипмя скрипит диван
И будильник душу режет утром.
Бросить бы — не больно-то роман заманчив,
Но что-то есть в них, в этих кукольных кудрях.
Шаркает, пиликает под ребрами шарманщик.
Сладко так пиликает внутрях.
Врет пластинка, перепачкана в вине,
Нерв последний надрывая.
И пальто мое, распятое в стене,
Ищет вешалка другая.
Голосом прокуренным погода ропщет,
Но хлопнуть дверью не поднимется рука.
Брось ее!.. Но жизнь ее растопчет.
Или в рог согнет наверняка.
Мы играем в городской роман
Так азартно и несладко.
И шарманщиков под ребрами шалман
Голосит, хрипит, вопит на все повадки.
Милая, орет будильник, уходить бы нужно.
Но миг побудь еще глуха, раздета и слепа...
Да выгонят тебя с постылой службы.
Сквозь очередь не даст шмыгнуть толпа.
«Я больше не буду поэтом!» — ответил астартам памфлетом и рынду забросил в овраг.
Спасибо: |
Получено: 12 Отправлено: 1 |
За сиськи родину продать,
Готовы миллиарды,
Моря и горы покорять,
Играть на крыше в нарды.
На сиськах можно отдыхать,
Смотреть на них часами,
Лизать, сосать и целовать,
В кустах под небесами.
Приносят кстати сиськи вред,
И я для вас не скрою,
Назад довольно много лет,
Сгубили сиськи Трою.
От них с ума можно сойти,
О дерево убиться,
До сисек нужно дорасти,
Чтоб видом насладиться.
Лицо и жопа, хорошо,
Но что-то не хватает,
Конечно сисек, что ж еще?
Они всегда решают.
Горит огонь, течет вода,
На это смотрят вечно,
А как же сиськи господа?
На них смотреть конечно .
Большие, мелкие, плевать,
Но главное чтоб были,
Потискать их, позажимать,
Что лучше в этом мире?
Им нужно памятник создать,
На камне их бы высек,
Я США готов взорвать,
За пару сочных сисек!
TLC200 черный). Обращайтесь ко мне просто: "Ваше величество"...
Спасибо: |
Получено: 2,645 Отправлено: 1,049 |
[/url]
Я нарисую старый дом...
Я нарисую старый дом,
Березки, палисадник ветхий,
Огромный вяз (его уж нет),
Отца, глядяшего мне вслед,
Окно лобзающие ветки.
Я нарисую старый дом,
Певцов пернатых на скворечне,
Две тонких яблони в саду,
Кусты черемухи в цвету,
Храм белокаменный, конечно.
Я нарисую старый дом,
Поля с картофельной ботвою,
А вдалеке - холмы и рвы,
Деревья в зелени листвы,
Все позабытое, живое.
Я нарисую старый дом,
Десну и лес, простор обжитый.
Большеголовое дитя
Сидит на лавочке, свистя
В свою свистульку из ракиты.
... Но время не вернуть назад.
И не бежать босым по лужам.
Отец, глядящий мне вослед,
Недавно мною был отпет,
А храм отхожим местом служит!
... Споткнулся, замер карандаш,
Не по своей, наверно, воле.
Гляжу в окно на белый свет -
И дома нет, и храма нет.
Бумага, чистая до боли.
«Я больше не буду поэтом!» — ответил астартам памфлетом и рынду забросил в овраг.
Спасибо: |
Получено: 2,645 Отправлено: 1,049 |
[/url]
Этим утром я принял решение...
Принял решение.
Следы — это был человек и нету,
Следы — это только то, что осталось,
Следы, неразмытые морем,
Вдоль моря — следы,
Словно петли вдоль окон до желтой березы
И вновь вокруг дома
Вдоль окон до желтой березы -
К крыльцу моему.
Этим утром я принял решение,
Принял решение.
Следы
От сапог, от ботинок, от туфель,
Босые следы,
Уходящие в лес или в дюны по морозной примятой траве,
По первому снегу
Следы — это был человек и нету.
Следы — это только то, что осталось,
Но все остается с тобою навеки,
Но все с тобою навеки уходит,
А тебе уже ничего не страшно.
Если утром, а не днем или ночью...
Если утром, а не днем или ночью
Один на один с собою,
Один на один с собою
Ты принял решение.
Принял решение.
Этим утром я принял решение...
«Я больше не буду поэтом!» — ответил астартам памфлетом и рынду забросил в овраг.
Спасибо: |
Получено: 2,645 Отправлено: 1,049 |
[/url]
Гулливер
Жил-был матрос. Ты верь не верь,
Но бес его попутал,
И вот однажды Гулливер
Подался к лилипутам.
Коль выпал случай примирить
Их с островом Блефуску,
Плевать на то, что негде жить
В домишках лилипутских.
С рождения миссионер.
Постель, камин... О Боже!
Под звёздным небом Гулливер
Устроил своё ложе.
Но местный светоч Болголам -
Ревнивец и так далее -
Шепнул, и парня по рукам
И по ногам связали.
Казалось бы - наоборот,
Кто больше, тот сильнее,
Но удивительный народ -
Чем шире лоб и выше рост,
Тем лилипуты злее!
Наутро знать, совет держа,
Гиганта попросила,
Чтоб Гулливер не обижал
Туземцев слабосильных
Ни словом гулким, как обвал,
Ни музыкою громкой
И чтоб для песен выбирал
Местечко поукромней.
Казалось бы - наоборот,
Кто с миром, тот мудрее,
Но удивительный народ -
Чем лучше Гулливер поёт,
Тем лилипуты злее!
На ренегате ренегат,
Надули Гулливера.
И простачок большой фрегат
Похитил у неверных.
Король от радости расцвёл,
Но тут вмешался канцлер:
"Неплохо, если б он привёл
Весь флот блефускуанцев!"
Казалось бы - наоборот,
От щедрости щедреют,
Но удивительный народ -
Чем больше Гулливер даёт,
Тем лилипуты злее!
И вот подумал наш матрос:
"За что ж я здесь страдаю?
Быть надо с теми, кто мой рост
Нормально понимает.
Им буду петь о чём хочу,
И пить коньяк и вермут,
И будет всем нам по плечу,
И станет всем нам по плечу
Любовь и гулливерность!"
«Я больше не буду поэтом!» — ответил астартам памфлетом и рынду забросил в овраг.
Спасибо: |
Получено: 56 Отправлено: 41 |
Очень понравилось...Сообщение от rummi
"За что ж я здесь страдаю?
Быть надо с теми, кто мой рост
Нормально понимает.
Им буду петь о чём хочу,
И пить коньяк и вермут,
И будет всем нам по плечу,
И станет всем нам по плечу
Любовь и гулливерность!"![]()
findcrash.ru - мой сервис по поиску свидетелей ДТП